Андрей Архангельский, Журнал ОГОНЁК №12, 2011 г.
Ивана не помнящие...
За восемь лет монументальный отряд конных и пеших исторических фигур так и не смог отвоевать Лубянскую площадь.
Комиссия по монументальному искусству при Мосгордуме не решилась поставить памятник царю Ивану III на Лубянской площади, сославшись на то, что "не сформирована единая оценка политических событий прошлых лет" и что такие решения должны приниматься "будущими поколениями".
Члены комиссии (15 человек), говоря об отсутствии "единой оценки", имели в виду, конечно же, оценку действий ВЧК-КГБ и их железного символа, без которого осиротела Лубянка. Но если помнить, что комиссия рассматривала вопрос об установке памятника Ивану III, выходит смешно. Можно понимать и так, что комиссия "не уверена" в оценках действий одного из собирателей Руси, которому мы, как утверждает школьный учебник, обязаны самой государственностью.
Но прежде о самом памятнике. Так уж получилось, что "Огонек" первым из журналов написал об этом проекте — подробно, с фотографиями (№ 23, 2006 год). Мы ездили к автору проекта Виктору Воробьеву: он очень радушно принимает журналистов и рассказывает подолгу. Когда он начинает говорить об Иване III, кажется, будто слушаешь аудиоверсию какого-нибудь тома Карамзина; речь степенна, продуманна, множество подробностей — что слова "Россия" и "наезд" появились при Иване, и модернизацию он первым начал, и пожары лично тушил (попутно понимаешь, как мало за 500 лет изменилось). Что Иван был первый европеец из русских царей и вместе с тем первый настоящий государственник. И что даже Маркс, не любивший Россию, писал об Иване что-то в том духе, что до него Европа не знала, где находится Московия, а в конце его правления с изумлением обнаружила у своих границ целую империю.
Проект этот называется "Создание России Иваном Великим". Воробьев задумал памятник и пространство вокруг (включая подземные переходы) как урок истории: о том, как собиралась Русь. В этом проекте все имеет значение. Вот "браслет" из земель, которые собирал Иван. Вот в подземном переходе — земли-листочки на стенах, которые постепенно распрямляются в империю. Если обходить вокруг памятника, от персонажа к персонажу, можно "пройти" всю историю страны.
Воробьев начал работать над проектом 8 лет назад. Прежде окончил художественное училище и МАДИ (мосты и туннели), два высших образования; создал строительную фирму, занимался дизайном. Есть люди, которые к середине жизни сознают, что способны на большее, и энергично подчиняют себя сверхцели. Такой сверхцелью для Воробьева стал памятник Ивану III. "Почему именно Иван? — спрашиваю его.— Потому что ему нет в России памятника. Тот, кто построил Красную площадь, тот, о ком дети знают с 4-го класса,— ему нет у нас памятника".
Даже макет проекта — дорогостоящая вещь; Воробьев все это потянул сам. (Сейчас макет на 80 процентов завершен, он составляет 1/4 от полного масштаба памятника.) Воробьев вынужден был продать машину и квартиру: с точки зрения даже просвещенного обывателя, его поведение можно назвать "крайним идеализмом".
У Воробьева — он и сам это признает — есть слабое место: по образованию он не скульптор. Мы вовсе не собираемся отстаивать интересы "гения-самоучки" или спорить с профессионалами из комиссии по монументальному искусству. Но идея Воробьева — создать памятник Ивану III — не так уж и плоха. Сегодня власть судорожно пытается отыскать такое начало нашей государственности, от которого не стыдно было бы вести отсчет, поднимая, например, на щит 1612 год. А Иван III (Великий) и постарше будет, и удобен в общем-то всем: не сатрап, не самодур; весьма ровно дышавший к Западу, но первым этому Западу открывшийся. Такое начало истории иметь не стыдно никому — вот что самое главное.
Но, как выяснилось, с личностью Ивана при обсуждении вышла заминка. Председатель комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме архитектор Лев Лавренов: "Такой памятник несвоевременен, тем более на Лубянке. Сама фигура Ивана III неоднозначна и не настолько значительна, чтобы его увековечить. Ну и сам проект, конечно... Честно говоря, пусть автор не обижается, он напоминает торт, который утыкан разными фигурами, вернее, декоративными элементами. Площадь круглая, она требует доминанты, а не раздробленной композиции. Вертикаль там в любом случае какая-то должна быть, что-то должно всю площадь держать".
"А почему личность Ивана неоднозначная?" — спросил я Лавренова. "Иван был не единственный, кого можно считать творцом государственности. Это мнение историков, которые входят в нашу комиссию". Я попросил перечислить имена этих историков. Председатель назвал троих ("но и я сам историк тоже, то есть со мной четыре"): Сергея Петрова, руководителя научного отдела Музея архитектуры им. Щусева (работал инженером, преподавателем, был президентом Советского комитета Международного совета памятников и достопримечательных мест), директора Музея истории Москвы Галину Ведерникову (кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры РФ), Ларису Васильеву ("поэт, историк и писатель", автор книг и телепередач "Кремлевские жены" и "Дети Кремля").
Все они — заслуженные люди, крепкие профессионалы, спору нет, но почему именно на их мнение об Иване III как об "неоднозначной фигуре" опирается комиссия, непонятно. И вот что обидно: не то что от памятника, но даже от идеи Воробьева ничего не остается. "Его никто не просил,— с обидой даже говорит Лавренов.— Он сам выдумал, сам сделал". Правда, совет все же рекомендовал (на большее у него нет полномочий) Мосгордуме устроить конкурс на памятник Ивану в Москве. Но Воробьеву и тут вряд ли светит.
Все это, однако, не решает проблемы с пустотой на Лубянке. Все согласны, что что-то там должно стоять, но что — этого никто не знает. Варианты были разные, и не сказать, что более однозначные по сравнению с Иваном: памятник Ельцину, Скобелеву, даже Сахарову. "Между прочим, каждый год находится какое-нибудь объединение, организация, которая предлагает вернуть на место Дзержинского",— сообщил Лавренов. Вероятно, давая понять журналисту из либерального издания, что пустота на Лубянке — еще не самый худший вариант на сегодня.
Эта пустота, которая и требует организации, и в то же время не хочет никак заполняться,— многолетняя проблема. "Лубянская площадь с архитектурной точки зрения была самой "сделанной", европейской площадью столицы,— говорит архитектурный критик Григорий Ревзин.— Даже обидно: идеальное пластическое решение и в то же время самое страшное — с идеологической. Стоит палач, а рядом — магазин детских игрушек. Конечно, пустое место провоцирует, тут надо что-то делать. Но никто не знает, что: в этом проявляется общая неспособность элиты к сильному жесту. Опять же, нет такой исторической фигуры, консенсусной, для увековечивания, которая бы устраивала большинство. И скульптор кто? Их в принципе мало бывает хороших. Вот у нас есть Церетели, есть Рукавишников; что каждый из них сделает, мы, в общем, понимаем. Ничего не имею против Ивана III, но ставить ему памятник на Лубянке абсурдно. Для него это была дальняя окраина Москвы".
"Вовсе нет,— заочно спорит с ним Воробьев.— Логика есть: хотя бы потому, что свое название Лубянка получила от переселенных Иваном III сюда новгородцев, которые это место поначалу называли Лубеница". Чем, на мой взгляд, важен Воробьев, так это масштабностью мышления и наличием воли. Эта масштабность, которая многим покажется граничащей с наивностью,— то, чего недостает сегодня всем комиссиям, не только по монументальному искусству. "Я же не против,— говорит Воробьев.— Пусть поправят мой проект. Но ведь они просто отнекиваются, не хотят говорить". Если не идеи, то энергию Воробьева вполне можно было бы использовать — раз уж так человек проникся. Мосгордуму, надо полагать, эта его энергия пугает гораздо больше, чем отсутствие профессионального образования. Пугает эта страсть увековечить "неутвержденного царя", страсть человека, за которым никто не стоит. Пустота на Лубянке действительно и та надежнее.
В этой истории все символично. Неспособность заменить символ насилия на другой символ; пустота в качестве оптимального решения. Говоря метафорически, мы все живем на месте снесенного памятника Дзержинскому. Вот его снесли, но дальше мы ни на что не можем решиться. На его месте, как назло, ничего не становится: ни рынок, ни выборы, ни средний и малый бизнес, ни высокие технологии. Все согласны, что нужна доминанта, которая будет как-то все держать, но прежняя вертикаль не подходит; а если не вертикаль, тогда нужно перестраивать все пространство вокруг. И кажется даже, что проще вернуть прежнюю вертикаль, потому что это потребует наименьших затрат. А лучше всего — пусть все решают "будущие поколения".
Если воли и видения будущего нет в больших делах, так откуда же им взяться в малых?
